ВЕЛЬВЕТ
Больше всего они любили проводить время так: Семёныч сидел в любимом своём кресле с атласно блестящими подлокотниками, а Римма у его ног. Семёныч носил дома щегольской вельветовый костюм, и она крепко прижималась к тёплому рубчику и слушала. Семёныч всегда что-нибудь интересное рассказывал: про свою одесскую молодость, про знакомство со Жванецким, про артистов, наших и заграничных, про Америку, где жили его отец и брат.
Семёныча звали вообще-то Аркадием Абрамовичем Глинским. Перекрестили его в Алексея Семёновича однажды артисты руководимого им поселкового народного театра, которым надоело пережёвывать два сухих, как маца, еврейских имени. Почему в Семёновича, непонятно, но это закрепилось за ним намертво и создавало трудности журналистам местной районки: "...Состоялась премьера спектакля "Святой и грешный", поставленного А. А. Глинским по пьесе М. Варфоломеева. Как рассказал Алексей Семёнович...".
Семёныч ездил на "Москвиче", пил растворимый кофе, который был дефицитным до благоговения, курил трубку, носил шейный платок и длинные волосы с изрядной проседью: он был старше Риммы лет на тридцать пять. Римма гордилась и этим, и тем, что такой интересный мужчина, режиссёр, - и с ней. Особенный загордяк, по выражению её подруги Петровны, и даже некоторое злорадство обуревали Римму из-за того, что супругой Семёныча была Валерия Валентиновна - её учительница русского и литературы и завуч, которая троечницу Римму в школе не жаловала. Правда, Валерия распрощалась с наробразом в перестройку, переквалифицировалась в челноки и моталась с клетчатыми баулами со столичного рынка на местный. Это было менее престижно, зато более доходно, и Глинские отстроили кооператив где-то во Владимирской области.
Валерия привозила Римме пару раз какие-то шерстяные рейтузы и турецкие кофты с тяжёлой золотой нитью, но всё это как-то не носилось.
Уезжала Валерия надолго, и Семёныч с Риммой использовали её отсутствие на полную катушку, чередуя изыски не самопально наконец изданной "Кама Сутры" с богатой культурной программой - у Семёныча первого в посёлке появился видеомагнитофон.
- Кто это?! - ошарашенно спрашивала Римма, глядя, как мужик с загорелыми невероятно выпуклыми рельефами легко тащит на плече гигантское бревно.
- Эх ты, темнота, - ласково гладил её по голове Семёныч. - Это же Шварценеггер. Культурист. Мистер Вселенная...
У Глинских был племянник - Димка Пронин, работавший, соответственно фамилии, в милиции. Пронин был пройдоха, франт, книгочей и бабник. Однажды вечером он забежал к Римме - пришёл налево к её соседке, а та задерживалась в своей аптеке. Пронин рассказал пару свежих баек о клиентах медвытрезвителя, где он работал, похвастался новыми штанами-слаксами, которые ему привезла Валерия, и посетовал, что замучился таскать Семёнычу дефицитное лекарство из пантов алтайского марала, которое достаёт Риммина соседка.
- А ему надо, - насмешливо сообщил Пронин. - Он крутит с этой, из райкома комсомола - Нелидовой, что ли? А ей двадцать два.
Алка Нелидова была на шесть лет младше Риммы. Ай да Семёныч.
В тот вечер Римма с Петровной ужасно напились. Римма настырно ставила одну и ту же песню с пластинки "Песни из кинофильма "Асса"": опускала адаптер, набирала номер Семёныча и подносила трубку к динамику: "Сползает по крыше старик Козлодоев...". Семёныч бросал трубку.
Уехали Семёныч с Валерией на свою Владимирщину после того, как отметили его юбилей. Его артисты подготовили грандиозный капустник, Римма тоже была приглашена, веселились, именинник был в шикарном светлом костюме и энергично танцевал чарльстон.
...Пронин забежал к Римме после приезда. Показал фотографии. У Семёныча был вид не жильца.
- Рак пищевода, - лаконично прокомментировал Димка.
Потом пришло письмо от Валерии. Она писала Семёнычевым артистам, но письмо почему-то послала на Риммино имя. Валерия упрекала за молчание, короткую память и чёрствость и намекала, что они едва сводят концы с концами. Римма послала денег. Перевод пришёл к похоронам.
О них подробно рассказала Валерия, которая вскоре приехала в посёлок с клетчатой сумкой. Привезла Римме вельветовый жакет.
Римма его так и не надела.
Ей казалось, что вельвет пахнет терпким одеколоном, кофе и трубочным табаком.