...Начинаю помнить себя на моей первой ягоднинской улице - Заводской. Мы живём в длинном одноэтажном доме, это, должно быть, перепланированный барак, переставший быть похожим на зэковское обиталище... Наше окно - с зелёными ставнями. Дом опоясан засыпанной щебнем завалинкой, широкое крыльцо ведёт в коридор - здесь четыре КВАРТИРЫ. Наша сразу налево. Маленькая прихожая, она же кухня, она же столовая с тяжёлым круглым столом. Здесь же, за занавеской - отхожее ведро. Но только зимой. Туалет - уличный деревянный скворечник, зимой он торчит из неприступной ледяной горы серо-жёлтого цвета...
Дальше - комната с побеленной мелом печкой, около которой стоит моя железная кроватка. Мама рассказывает, что однажды я объела угол печки - отковыряла и отправила в рот побелку. Мне не хватает кальция...
Коридор с нами делят три семьи. Одна из них Яроши - не помню, был ли у них отец, помню вечно изнурённую работой мать и детей - Веру и Павла. Вера уже взрослая по моим понятиям, а Павел немного старше, он опекает меня, утешает в любом малышовом горе, горчайшем и быстром.
Самое страшное воспоминание той поры - убийство кота Васьки, который подворовывал цыплят у тёти Полины.
Тётя Полина - мать моей ровесницы Наташи, их дом напротив нашего, он за забором, с большим двором, сараями, где хрюкают поросята и кудахчут куры. Я бываю у них в гостях: в доме низкие потолки и много плюшевых штор. Но это случается редко, мама не пускает меня к Наташе из-за дяди Коли, её отца. Он пьяница и, как сейчас бы сказали, отморозок. Сколько раз тётя Полина с испуганной Наташкой на руках прибегала к нам, спасаясь от его пьяных кулаков...
...Дядя Коля поймал вороватого Ваську и убивает его на глазах у всех, с размаху колотит им о завалинку. Дворовая детвора заворожённо смотрит на это (где же наши родители?..). Только меня Паня быстро уводит домой, громко рассказывая что-то смешное.
Мы переехали в двухэтажку на Металлистов, когда мне исполнилось пять. Здесь вода бежит из крана, а не леденеет в рукомойнике, здесь туалет НЕ НА УЛИЦЕ... Здесь две комнаты и кухня.
Это просто хоромы.
Паню я теряю из виду. На Заводской мы не бываем, меня одну, разумеется, не пускают (однажды я отправилась к Наташе в гости, пока родители были на работе, ох, и влетело мне...).
...Я встречаю его, когда приезжаю на студенческие каникулы из Ленинграда. Он выглядит иссохшим старцем, зарос редкой бородой и неопрятными космами. Обычно в компании друзей, их зовут бичами. Значение этого презрительного прозвища перестало определять списанного на берег моряка, как было изначально, у нас это собирательное наименование бомжа, алкаша, словом, всякого деклассированного элемента.
Я вижу, он узнаёт меня, но нарочито внимательно смотрит вдаль каким-то промытым взглядом.
Опять помогает мне. Теперь с облегчением пройти мимо, не здороваться с бичом.
Потом я перестаю его встречать. Барак на Заводской сносят.
Спасибо, Паня. Помню тебя почти шестьдесят лет.
И порой так не хватает тебя - или такого, как ты. Словно кальция в моём детстве на Заводской...